Одна из величайших заслуг Пушкина в том, что он утвердил ремесло поэта не только как непостыдное, но и как почетное. До этого поэзия была развлечением, дворянской забавой. Не существовало профессиональных поэтов — стихотворцы имели должности и чины, а писали «на досуге». Не случайно Николай I дал Пушкину чин камер-юнкера, напомнив ему: поэзия поэзией, но дворянин обязан служить.

Пушкин бросил вызов обществу уже тем, что захотел жить на доходы от своих произведений. В тот момент в России это было почти невозможно: понятие авторских прав было весьма расплывчатым, а гонорары — чисто символическими. Большую роль играла и романтическая традиция: поэт — существо не от мира сего, не ему заботиться о материальных благах.

Поэтому столь актуальным оказалось стихотворение Пушкина «Разговор книгопродавца с поэтом», написанное в 1824 году. Книгопродавец говорит:

Вам ваше дорого творенье,

Пока на пламени труда

Кипит, бурлит воображенье;

Оно застынет, и тогда

Постыло вам и сочиненье.

Позвольте просто вам сказать:

Не продается вдохновенье,

Но можно рукопись продать.

Последние две строки, ставшие крылатыми, четко выражают если не личную позицию Пушкина, то, во всяком случае, ту, которую он вынужден был занять.

Почти через сто лет, в 1925 году Марина Цветаева напишет, имея в виду поэтический вечер: «Пережить стихи — да, написать стихи — да, прочесть стихи — да, навязывать билеты на стихи — нет».

Лирика — слишком личная часть творчества, это запись по горячим следам. Когда стихотворение создано, к нему нет возврата. И потому нелепо пытаться пристраивать свои прожитые стихи.

Но читатель в состоянии открыть их заново, увидеть в них себя — и снова пережить. Вот почему (не говоря уж о чисто денежных интересах) «можно рукопись продать».

Каков поэт в представлении Пушкина? Самый возвышенный и глубокий образ поэта нарисован в стихотворении 1826 года «Пророк». Его герой, не удовлетворенный миром людей, томим «духовной жаждою». Когда она становится невыносимой, ему является шестикрылый серафим. Происходит чудесное превращение простого смертного в пророка. Вместо грешного языка он обретает «жало мудрыя змеи». Он получает право «глаголом жечь сердца людей».

Неспроста пророка лишают трепетного человеческого сердца, заменив его пылающим углем. Огонь, жгущий поэта, — залог его великого терзания, которое и отличает Мастера от сочинителя.

К пророку, лишенному всего и одаренного всем, взывает глас Божий, давая главное — вдохновение. До этого все зависело от воли самого человека: совершившиеся метаморфозы были вызваны его духовной работой. Но последнее превращение от него уже не зависит. Отныне ему не дано молчать.

В 1923 году Марина Цветаева писала Борису Пастернаку: «Мне нужно сказать вам безмерное: разворотить грудь. В беседе это делается путем молчаний. А у меня ведь только перо!» Перо — крест поэта.

Но, размышляя о судьбе поэта, Пушкин говорил не только о высшем его назначении. Его волновал и вопрос так называемой «пользы». В юности он под влиянием будущих декабристов считал поэзию средством достижения политических целей. В 1817 году в оде «Вольность» позиция автора была сформулирована очень ясно:

Приди, сорви с меня венок,

Разбей изнеженную лиру…

Хочу воспеть свободу миру,

На тронах поразить порок.

Впоследствии Пушкин изменил свое мнение: он полемизировал с Рылеевым, стремившимся подчинить искусство конкретным практическим задачам. Показательно стихотворение 1828 года «Поэт и толпа». Чернь обращается к поэту со словами:

Ты можешь, ближнего любя,

Давать нам смелые уроки,

А мы послушаем тебя.

Но поэт с гневом отвечает:

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

Итак, цель поэзии не польза, не влияние на народ, не воспитание. Каждая душа развивается сама, ни один пророк не сделает это за нее. Потому поэт и не берется исполнять требование толпы. «Цель поэзии — поэзия», — как утверждал сам Пушкин.