Когда я была совсем маленькой, то стихотворения о природе воспринимала как чудесные мелодичные сказки. Особенно «зимние стихи». Я учила их для выступлений на новогодних праздниках и почти не отделяла от сказок про Морозко, про двенадцать месяцев, от реального заснеженного парка с елкой на площади… Мороз, зима, лесные деревья были живые, загадочно-молчаливые, словно скрывали какую-то тайну. Ели взмахивали широкими пушистыми рукавами, снежинки кружились в танце под не слышную другим музыку вальса, белая бахрома покрывала березовые ветки…

Околдован невидимкой,

Дремлет лес под сказку сна…



Чародейкою зимою

Околдован лес стоит –

И под снежной бахромою,

Неподвижною, немою,

Чудной жизнью он блестит…



Сном волшебным очарован,

Весь опутан, весь окован

Легкой цепью пуховой…



Белая береза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром…

Я влюблялась в эти строчки сразу же, не спрашивая имен авторов, запоминала их «с голоса» своих родных… Природа, сказка, стихи входили в мою жизнь рука об руку, переплетаясь в морозных узорах на стекле, завораживая, но не замораживая, а, напротив, согревая душу. Тоненькие первые книжечки с моей полки — коричневые и синие томики «взрослой» домашней библиотеки! Тютчев, Фет, Есенин…

Не ветер бушует над бором,

Не с гор побежали ручьи,

Мороз-воевода дозором

Обходит владенья свои.

Глядит — хорошо ли метели

Лесные тропы занесли,

И нет ли где трещины, щели,

И нет ли где голой земли?!

Идет — по деревням шагает,

Трещит по замерзлой воде,

И яркое солнце играет

В косматой его бороде…

Так и казалось, что оживал тот бородатый дед в бело-голубом тулупе, стоящий под новогодней елкой на площади, и шагал рассветными улицами, проверял свои владения, начиная с нашего сквера… И назвал его Некрасов очень точно — «Мороз, Красный нос». А потом, повзрослев, я увидела яркие картины, где звенело-катилось певучими ручейками:

Воды уж весной шумят,

Бегут и будят сонный берег,

Бегут, и блещут, и гласят.

Словно солнечные зайчики захлопали в ладоши, разбрызгивая фейерверком радости… А этот известный торжественный рокот:

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом…

Что-то веселое, праздничное приходило в душу с майским дождем…

Под голубыми небесами

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит.

Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет,

И речка подо льдом блестит…

Пускай я никогда не каталась на саночках, запряженных лошадьми, пускай Пушкин, даря нам это чудесное зимнее утро, видел совсем другие края… Он просто запечатлел навсегда, на все времена года этот блеск снега, сиренево-голубые тени на нем, параллельные дорожки от саней, свист ветра и ощущение полета… А позднее, летом или в начале осени, словно вырастая там, в саду, появляется что-то загадочное и немного грустное:

Две капли брызнули в стекло,

От лип душистым медом тянет,

И что-то к саду подошло,

По свежим листьям барабанит.

Что это, какое оно — это «что-то»? Не нужно отгадки, не надо ответа, главное — не нарушить, сберечь это настроение. Как светлое прощание — чуточку с другом, чуточку с чем-то, что безвозвратно исчезает… Как последние дни летних каникул…

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора —

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера…

Бережно прикасаешься к хрустальному свету поэзии, стараясь поддержать в душе тот неугасимый огонек любви к красоте родной природе, к душе народа и родине.