«Евгений Онегин» – это не просто роман, это роман в стихах. По выражению самого Пушкина, есть «дьявольская разница» между этими двумя жанрами: роман – это всегда произведение эпическое, а стихотворная форма предполагает наличие лирического начала, субъективного элемента. Таким образом, в романе в стихах весьма значимое место должен занимать образ автора. Рассмотрим же его поподробнее.

Прежде всего, автор в этом произведении является лирическим героем, и его образ раскрывается в основном за счет так называемых лирических отступлений. Диапазон их тем широк, но можно выделить несколько основных групп.

Так, часть лирических отступлений носит автобиографический характер. В них автор вспоминает о своем прошлом, о своих возлюбленных, говорит о жизненном пути и подводит итоги. В конце седьмой главы, например, поэт говорит о любимой женщине:

Но та, которую не смею

Тревожить лирою моею,

Как величавая луна,

Средь жен и дев блестит одна.

С какою гордостью небесной

Земли касается она!

Как негой грудь ее полна!

Как томен взор ее чудесный!.. –

и тут же сам останавливает себя:

Но полно, полно; перестань.

Ты заплатил безумству дань.

В отрывках из главы, посвященной путешествию Онегина, Пушкин сравнивает себя в прошлом и в настоящем:

Какие б чувства ни таились

Тогда во мне – теперь их нет:

Они прошли иль изменились…

Мир вам, тревоги прошлых лет!

В ту пору мне казались нужны

Пустыни, волн края жемчужны,

И моря шум, и груды скал,

И гордой девы идеал,

И безыменные страданья…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Иные нужны мне картины:

Люблю песчаный косогор,

Перед избушкой две рябины,

Калитку, сломанный забор…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мой идеал теперь – хозяйка,

Мои желания – покой,

Да щей горшок, да сам большой.

Говоря о различных периодах жизни, автор зачастую вспоминает Лицей. Например, в самом начале восьмой главы Пушкин пишет:

В те дни, когда в садах Лицея

Я безмятежно расцветал,

Читал охотно Апулея,

А Цицерона не читал,

В те дни в таинственных долинах,

Весной, при кликах лебединых

Близ вод, сиявших в тишине,

Являться муза стала мне.

Моя студенческая келья

Вдруг озарилась: муза в ней

Открыла пир младых затей,

Воспела детские веселья,

И славу нашей старины,

И сердца трепетные сны.

И дальше поэт описывает, как его муза растет и развивается вместе с ним, преодолевая трудности и меняясь под действием времени и жизни.

Но в лирических отступлениях автор пишет не только о себе и своих переживаниях – многие строфы посвящены нравственно-философским проблемам и вопросам. Пушкин дает оценку различным событиям и явлениям жизни, например, констатирует, что нет истинной дружбы между его современниками:

Но дружбы нет и той меж нами.

Все предрассудки истребя,

Мы почитаем всех нулями,

А единицами – себя.

Мы все глядим в Наполеоны;

Двуногих тварей миллионы

Для нас орудие одно;

Нам чувство дико и смешно, –

и эта ситуация задевает поэта за живое.

Неоднократно в лирических отступлениях Пушкин говорит о любви. Это может быть выражено в кратком, иногда шутливом, замечании относительно его пристрастий и оценок женской красоты:

Дианы грудь, ланиты Флоры

Прелестны, милые друзья!

Однако ножка Терпсихоры

Прелестней чем-то для меня.

Но есть и другого рода авторские высказывания на эту тему, как, например, в восьмой главе, где автор в одном из лирических отступлений говорит о любви. Мы можем с уверенностью сказать, что это не простое рассуждение, но изложение его понимания любви и ее влияния на человека в разные периоды его жизни (поэт неоднократно подтверждает эту мысль в разных местах текста романа):

Любви все возрасты покорны;

Но юным, девственным сердцам

Ее порывы благотворны,

Как бури вешние полям…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но в возраст поздний и бесплодный,

На повороте наших лет,

Печален страсти мертвый след…

Также лирический герой говорит о «своевременности» не только любви, но и всех событий жизни и чувств вообще:

Блажен, кто смолоду был молод,

Блажен, кто вовремя созрел,

Кто постепенно жизни холод

С летами вытерпеть умел;

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Кто славы, денег и чинов

Спокойно в очередь добился…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но грустно думать, что напрасно

Была нам молодость дана,

Что изменяли ей всечасно,

И обманула нас она…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Несносно видеть пред собою

Одних обедов длинный ряд,

Глядеть на жизнь, как на обряд,

И вслед за чинною толпою

Идти, не разделяя с ней

Ни общих мнений, ни страстей.

Так пишет Пушкин о тех, кто не смог в силу своей натуры обрести покой и счастье в их общепринятом тогда понимании. Весьма возможно, что поэт и сам себя причисляет к подобным людям, хоть это лирическое отступление посвящено скорее Онегину, чем ему. Отделяя себя от своего героя («Всегда я рад заметить разность / Между Онегиным и мной…»), Пушкин тем не менее признает Онегина человеком своего круга, равным ему не только по возрасту и статусу, но и по многим душевным качествам.

Лирического героя Пушкина беспокоят не только общечеловеческие ценности и заботы, он думает также и о жизни особого рода людей – поэтов. Ему хочется умереть не просто так, но оставить «неприметный след» для потомков:

Живу, пишу не для похвал;

Но я бы, кажется, желал

Печальный жребий свой прославить,

Чтоб обо мне, как верный друг,

Напомнил хоть единый звук.

В многочисленных лирических отступлениях бытовой тематики автор рассказывает о свих пристрастиях, об обычаях современников и их нравах. Так, в одной из строф четвертой главы Пушкин пишет о сортах вин и о том, какой больше он любит и почему:

Вдовы Клико или Моэта

Благословенное вино…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Меня пленяло: за него

Последний бледный лепт, бывало,

Давал я. Помните ль, друзья?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но изменяет пеной шумной

Оно желудку моему,

И я Бордо благоразумный

Уж нынче предпочел ему.

К Аи я больше не способен;

Аи любовнице подобен,

Блестящей, ветреной, живой,

И своенравной, и пустой…

Но ты, Бордо, подобен другу…

С особенным чувством Пушкин говорит о своей любви к природе, не раз целые строфы отдавая описаниям русского пейзажа:

Гонимы вешними лучами

С окрестных гор уже снега

Сбежали мутными ручьями

На потопленные луга.

Улыбкой ясною природа

Сквозь сон встречает утро года…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Как грустно мне твое явленье,

Весна, весна! пора любви!

Какое томное волненье

В моей душе, в моей крови!

С каким тяжелым умиленьем

Я наслаждаюсь дуновеньем

В лицо мне веющей весны

На лоне сельской тишины!

Лирический герой питает любовь не только к природе России, для него дорога Москва, ее древняя столица, где родился поэт:

Как часто в горестной разлуке,

В моей блуждающей судьбе,

Москва, я думал о тебе!

Москва…как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось!

Из подобных замечаний, зарисовок и размышлений складывается воедино портрет лирического героя, и образу рефлексирующего умного человека мелкие детали и подробности добавляют глубину и жизненность.

Но с образом автора не все так просто. Дело в том, что он не только лирический герой романа, он еще и его персонаж. Пушкин смешивает свою, отдельную, «лирическую реальность» с реальностью вымышленных персонажей. Так, у Пушкина и у Онегина есть общие знакомые: «К Talon помчался: он уверен, / Что там уж ждет его Каверин», – пишет автор, называя своего друга приятелем героя романа. Автор упоминает о том, что они с Онегиным собирались путешествовать вместе. И более того, у Автора по неизвестно каким причинам оказываются письма Онегина и Татьяны друг к другу:

Письмо Татьяны предо мною;

Его я свято берегу,

Читаю с тайною тоскою

И начитаться не могу, –

так пишет поэт о любовном послании его «милого идеала».

И такое «смешение» не выглядит неуместным и невозможным, так как сам главный герой Евгений Онегин типичен для светского общества пушкинской эпохи, настолько реалистичен, что многие современники поэта готовы были видеть в нем черты своих знакомых, считая их прототипами героя.

В этом произведении у образа автора есть еще одна сторона – он является рассказчиком. Пушкин так выстраивает свой роман, что кажется, будто поэт прямо на глазах читателей создает свое произведение. Так, автор непосредственно в текст вводит рассуждения о характерах создаваемых им героев, размышления о том, какое событие будет следующим или могло бы им стать, отражая при этом возможные нападки критиков. В одной из глав, например, он просит прощения у читателей за то, что много пишет о несчастной любви своей героини: «Простите мне: я так люблю / Татьяну милую мою!».

Довольно своевольно автор меняет сюжет своего произведения. «Татьяна, по совету няни / Сбираясь ночью ворожить, / Тихонько приказала в бане / На два прибора стол накрыть, – повествует он. – Но стало страшно вдруг Татьяне… / И я – при мысли о Светлане <героине баллады Жуковского> / Мне стало страшно – так и быть…» – говорит поэт и решает: « С Татьяной нам не ворожить». Но и эта «вольность» не нарушает гармонии и целостности произведения, ведь оно как бы живет и меняется вместе с автором.

В процессе создания «Евгения Онегина» Пушкин периодически рассуждает о современной ему литературе и полемизирует со своими оппонентами, то иронично отзываясь о том или ином художественном штампе, то извиняясь перед строгими критиками за свой язык и своих героев. Например, в конце седьмой главы автор дает пародийное вступление и восклицает: «…С плеч долой обуза! / Я классицизму отдал честь: / Хоть поздно, а вступленье есть», – иронизируя над стандартной формой многих литературных произведений классицизма. Или еще: описывая Татьяну в конце романа, Пушкин использует французское выражение «du comme il faut» для более точной характеристики героини и добавляет в скобках, обращаясь к одному из литераторов, которые боролись за чистоту русского языка, отрицали использование галлицизмов: «Шишков, прости: / Не знаю, как перевести».

Говорит поэт также и о типичных литературных героях. Так, он иронично характеризует героя произведений классицизма прошлых лет:

Свой слог на важный лад настроя,

Бывало, пламенный творец

Являл нам своего героя

Как совершенства образец.

Ему Пушкин противопоставляет героя современных романтических произведений:

А нынче все умы в тумане,

Мораль на нас наводит сон,

Порок любезен, и в романе,

И там уж торжествует он.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Лорд Байрон прихотью удачной

Облек в унылый романтизм

И безнадежный эгоизм.

Много еще лирических отступлений и замечаний касаются условностей литературы, нелепых и искусственных, что не нравится автору. Пушкин старается открыть глаза и писателям, и читателям на всю «нежизненность» шаблонных художественных приемов. «Друзья мои, что ж толку в этом?» – вопрошает он и сам стремится снять и со своих героев, и со всего произведения натянутость и условность. Именно для этого смешивает он мир автора и героев, намеренно нарушает сюжетные линии, меняя все «на ходу», вводит, казалось бы, совсем ненужные, мелкие черточки современного ему быта и т.д. А в целом можно заключить, что образ автора помогает создать поистине реалистическое произведение, подлинную «энциклопедию русской жизни» той эпохи.